Сергей Корнев

Глава из книги "Постмодерн-фундаментализм"

Традиция, постмодерн и вечное возвращение

Преемственность миру Традиции может быть поддержана только на экзистенциальном уровне или, более точно, на уровне внутренней ориентации человека при максимальной внешней свободе.
Юлиус Эвола.[1]


Синтез традиционализма и постструктурализма, или, более обще, синтез традиции и постмодерна, - ключевой момент постмодерн-фундаменталистской программы, и он же способен вызвать самое большое непонимание. Может сложиться впечатление, что постмодерн-фундаментализм - это попытка реставрации прежних традиционалистских программ, которая имеет целью просто более эффективную пропаганду и агитацию. На самом деле речь идет о радикальном преображении этих программ, которое не только делает их жизнеспособными и адекватными современности, но еще и возвращает их к собственной истине. Речь идет не о том, чтобы отреставрировать внешнюю оболочку традиции, а о том, чтобы пробудить тот духовный источник, который когда-то создавал великие традиции.
 

1. Что такое традиция и зачем она нужна

Прежде, чем говорить о проблемах традиции и традиционализма, стоит пояснить, что вообще мы понимаем под традицией и зачем она нужна. В полной мере этот термин относится к всеобъемлющей культурной Традиции, то есть к традиции религиозного, национального или цивилизационного типа, которая охватывает все аспекты человеческой жизни. Традиции более узкого и локального характера, более низкого ранга - политическая, в искусстве, науке и т.д., - являются в конечном итоге лишь вторичными ответвлениями от мощного древа тотальной Традиции, и даже более узко - от ее наиболее активной составляющей, религиозной традиции. Так, в истоках науки и искусства мы находим энергию движения к Богу через его творения; философия рождается как служанка теологии; политика в своем высшем проявлении - это битва цивилизаций, битва разных проектов бытия, т.е. разных вер, которая часто так и предстает - в образе религиозных войн. Даже характерный для культуры тип экономики и хозяйства можно возвести не только к цивилизационной, но и религиозной традиции (скажем, общепризнанна роль протестантизма в формировании капиталистической экономики и буржуазного этоса [2]).

Традиция - это форма организации огромного числа индивидуальных воль в единый творческий проект. В любой области, будь то культура, наука, экономика, политика, государственное строительство, действительно важные вещи создаются усилиями многих и многих людей. Даже гении в науке или искусстве не приходят на пустое место, а стоят на плечах у предшествующих поколений, отталкиваются от того, что сделано ими. Традиция позволяет связать в одно целое усилия не только современников, но и людей, принадлежащих разным поколениям, наладить спонтанное сотрудничество и взаимопонимание людей, которые никогда не встречались и не встретятся друг с другом.

Далеко не всякий глобальный проект может лечь в основу полноценной традиции. Не каждое объединение воль многих людей заслуживает права называться Традицией в подлинном смысле этого слова. Традиция, с большой буквы, - только такой проект, который дает место полноценной, духовно свободной человеческой личности. Традиция рассчитана на вполне суверенную личность, стадо здесь не при чем. Огромная духовная притягательность традиции делает возможным резонанс на сверхсознательном уровне, позволяет наладить спонтанную координацию суверенных воль.

Традиция есть то, что снимает противоположность индивидуализма и коллективизма. Это единственный способ совместить индивидуальную судьбу активной и самостоятельной личности с коллективной самоорганизацией отдельных воль в рамках общего проекта. Поскольку ни индивидуализм, ни коллективизм в своей грубой форме для полноценного человека не подходят, живая традиция - это единственная форма обеспечить полноценное существование личности. В отсутствие традиции возможна либо стадная форма коллективизма, коллективизм без личности, либо полный распад общества на отдельные атомы, который, в силу слабости отдельной личности, неизбежно приводит опять же к стадному конформизму.

Органичная живая традиция позволяет проявиться истинному коллективизму, то есть солидарной воле внутренне свободных индивидов. И она же, приходя к человеку извне, вовлекая его в великий проект, пробуждает в нем колоссальные творческие силы и наделяет индивидуальностью. Традиция - это не только путь от индивидуализма к коллективизму, как обычно полагают, но и путь от стадности, массовости (не важно, сплоченной или атомарной) к полноценной человеческой судьбе, обладающей смыслом и целью. Когда мы сетуем об утрате традиции, мы заботимся не о сумме ветхих обрядов и догм, а о личности, которая в мире без традиции не может быть полноценной, которую неминуемо ждет либо стадная, либо атомарная форма конформизма.

В отсутствие живой традиции отдельные воли неизбежно будут взаимно аннигилировать, бессмысленно разрушая то, что сделано другими. Пока традиция жива, эта борьба сводится к минимуму, отдельные воли помогают друг другу и опираются друг на друга. И каждый новый шаг на этом пути еще больше расширяет диапазон будущих свершений. И наоборот, когда традиции нет, потомки используют наследие предков просто как строительный материал в своих мелких частных проектах. В такие эпохи искусство сводится к примитивному "самовыражению", к излиянию минутных эмоций и животных инстинктов, которое издевательски облекается в унаследованные от прошлого высокие формы; государство, построенное тысячелетними усилиями многих поколений, распадается на феодальные княжества; хозяйство целой страны превращается в добычу обезумевших от жадности негодяев, которые растаскивают и разваливают все что только можно.

Отнюдь не любой проект способен вызывать такую спонтанную координацию воль, которая длилась бы столетиями, и любое покушение на которую заставляло бы людей жертвовать собственным благополучием и даже жизнью. Если воля, выраженная в проекте, будет восприниматься людьми как нечто чуждое, внешнее, навязанное извне, как фантазия каких-нибудь посторонних умников, это неизбежно вызовет сопротивление и фрустрацию, никакой согласованности усилий не получится и дело зайдет в тупик. Важна именно спонтанная, стихийная координация воль, дающая начало традиции. Этот проект должен родиться сам, он должен быть нащупан людьми интуитивно, восприниматься как естественный движущий принцип их собственной воли, как источник силы и радости.

История показывает, что проекты, которые лежат в основании жизнеспособных традиций, почти всегда являются неформализуемыми, не поддаются рациональной дешифровке. Чаще всего традиция постигается людьми внерационально. И происходит это по двум причинам. Во-первых, потому что самоорганизация отдельных воль требует не столько общей теории, сколько общего порыва, общего настроения. Во-вторых, потому что проект, лежащий в основании действительно великой традиции, должен быть огромен и всеохватен. Любая рациональная доктрина может охватить только часть, только один из аспектов этого проекта; любые доктрины, кодексы и заповеди оказываются лишь слабым приближением к его сути. Теорема Геделя верна не только в математике - любая достаточно богатая предметная область не поддается тотальной аксиоматизации и каталогизации, если мы не можем выйти из нее и взглянуть извне, из пространства более высокого ранга. А Традиция - именно такая всеобъемлющая сфера, где мы всегда оказываемся внутри, внутри одной из них, и никак не можем выбраться наружу. Поэтому здесь мы всегда будем натыкаться на что-то такое, чего нельзя вывести из первоначального набора аксиом. Пока традиция живет и развивается, она будет рождать то, чего нельзя усмотреть в первоначальном наброске, в доктринах, сформулированных вначале. Прогнозировать тут что-либо невозможно, она всегда ставит нас перед свершившимся фактом. Обилие таких сюрпризов и есть признак полноценной Традиции, в отличие от подделки и пустышки. Во всех своих аспектах проект, лежащий в основании традиции, можно изучить только post factum, когда этот проект будет полностью осуществлен, когда традиция завершится и угаснет, и нашему взору предстанет огромный перечень ее деяний и прозрений.

Вначале, когда традиция только рождается, люди чисто интуитивно нащупывают этот проект в виде некой неопределенной интенции, почти иррационального стремления или настроения, которое овладевает многими индивидами и кажется им важным и значительным. К чему приведет этот порыв после, они еще толком не знают, но инстинктивно чувствуют величие и достоинство этого проекта, и даже готовы отдать за него жизнь. Вспомним, как рождалось христианство и христианская культура: поначалу это было вполне иррациональное стремление бежать от мира, антисоциальная одержимость, фанатичная уверенность в близком конце света. Но со временем этот порыв оформился во вполне жизнеспособную культуру, которая легла в основание европейской и православной цивилизаций. Так рождалось христианство, так рождался ислам, так рождалась почти любая религия, цивилизация или национальная культура. [3] В начале любой традиции лежит сверхрациональный бунт против современности, против натиска внешних сил, который постепенно приобретает все более позитивную направленность. (Хотя, конечно, не любой стихийный бунт способен привести к рождению традиции.)

Итак, если дать полноценной Традиции рационалистическое, т.е. заведомо неполное и ограниченное определение, получим следующее.
 

Традиция - это внерационально постигаемый великий всеобъемлющий творческий проект, который приводится в движение органичной солидарностью духовно свободных личностей.


В основании любой традиции лежит спонтанная, стихийная самоорганизация, вызванная общим внерациональным порывом или настроением, в котором (с поправкой на окружающие условия и на характер самих людей) во многом уже заложено то, чем эта традиция станет после. Этот проект-порыв играет роль катализатора, его притяжение рождает сеть инициативных групп, которые постепенно увлекают за собой огромное множество индивидуальных воль. Деятельность всех этих людей становится соразмерной этому внерациональному порыву; занимаясь экономикой, политикой, искусством, они (часто - непроизвольно и неосознанно) работают в лад друг с другом, движутся в одном и том же направлении, и замысел, скрытый в проекте, начинает воплощаться в жизнь.

Еще раз подчеркнем, что сверхрациональность проекта - это не недостаток, а необходимое качество полнокровной Традиции. В контексте теоремы Геделя о неполноте, невозможность рационально выразить определенную систему взглядов далеко не всегда означает ее "иррациональность" или "примитивность", - как раз наоборот, это может означать ее особенную емкость и внутреннее богатство, ее сверх-рациональность. Люди, которые воспринимают Традицию лишь непосредственно, внерационально, играют для ее сохранения и преумножения не меньшую роль, чем интеллектуалы. Здесь подлинность порыва мало связана с рефлексией и способностью разобраться, например, в теологических тонкостях, которые отличают одну конфессию от другой. Вряд ли кто-то решится сказать, что православие какой-нибудь верующей русской бабушки менее подлинно, чем православие доктора теологии, - хотя последний может усмотреть в ее вере больше "языческого", чем "христианского". Теолог смотрит на рационализированное выражение импульса веры, мертвое, окостеневшее и ненастоящее, а бабушка воспринимает его на уровне непосредственно переживаемых архетипов культуры, в той самой форме, в какой он заставляет людей жить и творить, т.е. является не только наблюдаемым, но и производящим. И потому эта темная необразованная бабушка может являться полноценным носителем культурной традиции, передавать этот импульс детям и внукам, которые всякий раз переливают его во что-то новое, - а доктор теологии, при всем своем интеллекте, может оказаться всего лишь второсортным комментатором и интерпретатором. На таких бабушках культура держится тысячи лет, все время оставаясь новой и молодой, удивляя и потрясая окружающее человечество, а мастера рефлексии способны превратить ее разве что в пыльную груду книг, пищу для червей.
 

2. Проблемы традиции в современном мире

Из такого определения традиции должно быть ясно, что сегодня проблема состоит не в том, что "отсутствует интерес к традиции", не в том, чтобы ее целенаправленно "возродить" или "отреставрировать". Традиция должна родиться или возродиться [4]сама, вполне спонтанно и органично, иначе это будет не традиция, а нежизнеспособная химера, стилизация, симуляция. Проблема как раз в том, что сегодня отсутствуют условия для спонтанного рождения или возрождения полноценной традиции, - и напротив, в избытке присутствуют условия для рождения нежизнеспособных химер.

Эпоха анти-традиции, когда храмы взрывали, сменилась эпохой контр-традиции[5],когда их превращают в декорации для очередного шоу, - эпохой, когда большую опасность приобретает не прямое отрицание традиции, а ее подделка. Начиная с 60-х годов широкой волной разливается по всему миру синкретизм "New Age", когда в одну кучу валят все "традиционное", "религиозное", "трансцендентное", "оккультное", "мистическое", "психоделическое". Обилие религиозных и ориенталистских движений, огромные тиражи оккультной литературы, подогреваемый массовой культурой интерес к разнообразной традиционной экзотике, - все это лики нарождающейся контр-традиции. Сюда же относится всплеск интереса к национальной культуре в странах Европы, как раз в то время, когда государственные и национальные границы там постепенно теряют ощутимость. Тенденция к симуляции традиционной культуры успела перекинуться и на те народы, которые к живой традиции стоят гораздо ближе, чем современные европейцы. Используя наследие традиции как приманку для туристов или как предлог, чтобы выклянчивать деньги у государства и различных культурно-благотворительных организаций, "туземцы" превращают ее остатки в музей и театр. [6]

Проблема не в отсутствии интереса к традиции, а в том, что интерес к традиции принимает сегодня извращенную и губительную для нее форму. Сегодня господствует музейно-формалистическое отношение к традиции, когда традиционализм вырождается в старческий маразм, стилизацию и имитацию.

Нынешнее отношение к традиции следует называть формалистическим, потому что на первом месте здесь стоит интерес к внешней форме традиции, к стилистике и эстетике. Наиболее цинично выражает эту тенденцию массовая культура, где интерес к традиции, к наследию прошлого, к культурной экзотике целиком переносится на уровень дизайна и реквизита. Стилизация - это смерть традиции: от нее остается только расписанный мардонг, окаменевшая оболочка. При этом внимание переносится с внутреннего традиции на ее внешнее, с бытия на репрезентацию. Для сознания, усвоившего стилизацию, место традиции занимает ее карикатура, а наиболее подлинные и живые аспекты традиции воспринимаются как второстепенные детали, как досадная помеха, нарушающая ее "стилистическое единство".

Нынешнее отношение к традиции следует называть музейным, потому что к ней относятся как к музею, складу антиквариата, мертвому набальзамированному телу. Культурная традиция привлекает нашего современника как нечто экзотическое и малопонятное, как нечто чужое. Влечение к экзотике, "музейный импульс", целиком руководит его восприятием традиции. При этом культурное наследие воспринимается наиболее извращенным образом: на первый план выходят его отчужденные элементы, - не то, что ближе нам и что действительно может стать полезным и необходимым, а как раз самое далекое от нас, то, что выглядит экзотичным и таинственным. Чаще всего современного человека к традиции влечет то, что является лишь элементом внешней декорации, то, что умерло, разложилось и потеряло реальный смысл даже для ее носителей. Если такой человек пытается строить свою жизнь в соответствии с традицией, он превращается просто в персонаж Диснейленда.

Когда традиция была по-настоящему живой, это сбивающее с пути влечение к экзотике вряд ли играло сколь-нибудь значимую роль. Традиция была вплетена в жизнь, в каждодневный жизненный опыт. Она была не экзотикой, не предметом отстраненного восхищения и поклонения, а органичной частью окружающего мира, наиболее естественной формой, которую принимала творческая энергия человека.

Музейно-формалистический подход делает традицию безопасной для современности и включает ее в пространство спектакля. Он извращает само понятие традиции: под "традицией" понимается нечто статичное и безжизненное, а любое развитие, любое изменение традиционного наследия, адаптирующее его к современности, воспринимается как отступление от традиции, как ее искажение и разрушение. Здесь проявляет себя все та же господствующая в нынешнем мире консервативно-постмодернистская тенденция, которая стремится обезоружить традицию и сделать невозможным ее реальное влияние на жизнь.
 

3. Идеальное отношение к традиции

Традиция жива лишь постольку, поскольку она развивается, поскольку она способна на равных противостоять современности. Там, где традиция мертва, где нет живой преемственности и развития, там вообще уже нельзя вести речь о "традиции", - это просто антиквариат, груда исторического мусора, которую остается только отнести в музей. Существует лишь один подлинный способ отношения к традиции - тот, который отражает ницшевская концепция вечного возвращения. [7]

В традиции имеет смысл только то, над чем не властно время. Конкретные формы, в которые облекается традиция, со временем устаревают и теряют связь с энергетическими потоками современности. Об этом не нужно жалеть, потому что главное в традиции - не внешние формы, а тот духовный импульс, который когда-то их породил. То же самое относится к духовным ценностям, идеалам, этическим нормам, которые составляют часть культурного наследия. Имеет значение не конкретное содержание этих норм и ценностей, а та духовная сила, временным отпечатком которой они являются. Когда формы, в которые облечена традиция, начинают восприниматься как искусственные и отчужденные, тот же духовный импульс, который когда-то их создал, сбрасывает их с себя и порождает новые. Это и есть "вечное возвращение одного и того же", о котором говорил Ницше.

Именно так нужно понимать провозглашаемый постмодерн-фундаментализмом "синтез традиции и постмодерна". От традиции берется содержание, от современности - форма. При этом речь идет не о том, чтобы наполнить постмодернистскую форму привнесенным со стороны "традиционным содержанием", а о том, чтобы изнутри сегодняшней "постмодернистской" реальности пробудить тот духовный источник, который когда-то создал традицию. О том, чтобы творческую энергию человека, живущего в современном мире, поднять на ту же высоту, на тот же уровень свободы и власти над реальностью, что уже был достигнут ею когда-то раньше, и свидетельством чему являются великие традиции. Традиция при этом используется как духовный ориентир, как образец подлинно великого свершения, а не как набор готовых рецептов.

Нужно иметь в виду, что этот путь - единственно возможный не только для возрождения традиции, но и для ее понимания. Великую традицию нельзя усвоить на лекции или вычитать из книжки: по-настоящему понять великую традицию мы можем только тогда, когда сами решаем соразмерные этой традиции задачи. "Мы ничему не учимся у того, кто говорит: делай, как я. Единственными нашими учителями являются те, кто говорят: делай со мной," - пишет Делез. [8] Настоящее понимание великой традиции дает только соучастие в процессе ее вечного возвращения. Любая другая дорога неизбежно сталкивает на путь имитации и симуляции, на путь контр-традиции.

Таким образом, под синтезом "традиции и постмодерна" мы понимаем прямо противоположное тому, что под этим подразумевают сегодня. Сегодня распространен другой синтез: когда от традиции берется внешняя форма, а от современности - "содержание", когда постмодернистская пустота рядится в традиционные формы, стилизует себя под традицию. При этом происходит сочетание как раз худших, мертвых сторон традиции и постмодерна: сочетание старческого маразма и постмодернистского безмыслия. Масскультурный "постмодернизм" в искусстве, с его издевательством над формами и стилями, заимствованными у самых разных культур и эпох, с самого начала является таким псевдосинтезом. В том же русле контр-традиционного, архивно-формалистического подхода находились и многие из тех, кто прежде в России уже пытался сочетать постмодерн и традиционализм, постмодерн и консервативную революцию.

Проложить дорогу настоящей традиции, создать условия для ее рождения и роста, сегодня способен только постмодерн-фундаментализм. Постмодерн-фундаментализм - это концептуальный аппарат вечного возвращения: он берет на себя задачу по расчистке концептуального мусора, который препятствует этому процессу. Он должен решить задачу, которую сформулировал еще Эвола: "сохранить фундаментальную ориентацию, не опираясь ни на одну из имеющихся или унаследованных форм, - в том числе и истинно традиционных форм прошлого, принадлежащих уже истории". [9]
 

4. Практическое отношение к традиции

Что означает эта истина на практике? Какое отношение к реально существующей традиции она диктует? Ее буквальный смысл может вызвать некоторые проблемы, - если мы учтем, что после переворотов эпохи модерна в большинстве стран в форме остались только религиозные традиции. В России это православие, ислам, буддизм, различные племенные культы.

Значит ли, что противодействуя контр-традиции мы должны отречься от старых традиций и на пустом месте создавать традицию-однодневку, очередную новообразованную секту? Как раз наоборот. Имитация "создания новой традиции" - это еще хуже, чем имитация "возрождения старинной традиции", - тем более, что все эти нарождающиеся "новые церкви" обезьяннически воруют догматы, ритуалы и элементы декора у старых традиций. На самом деле ничего нового в них нет, а есть только пустая комбинаторика старых форм, причем опошленных и выпотрошенных. Когда контр-традиция выражает себя в восстановлении старой традиции, здесь еще есть вероятность, что хотя бы случайно, ненароком что-то из старой традиции туда перейдет и прорвет пелену маразма. Когда же наглая контр-традиция создает муляж на пустом месте и заставляет своих зомбированных адептов поклоняться пустоте, тут уже никакого просвета нет, тут нет даже тени подлинного, - это симулякр, пустышка, которая эксплуатирует устоявшуюся форму "культа" и предрасположенность людей к этой форме, - к форме, которая запечатлелась в сознании человечества в течение тысячелетнего существования прежних, полноценных культов. Если новая Традиция возникнет, она не будет облекать себя в те формы, к которым мы привыкли, - это будет не новая церковь, не новая религия, не новый культ, враждебный старым культам. Это будет проект вполне соразмерный по духу сегодняшнему времени - скажем, сформулированный в политических или технологических терминах.

Что же, значит осколки старой традиции для нас просто мусор? Нет конечно! Даже Эвола, со всем его радикализмом, никогда такого не говорил. Ведь прежде чем "сохранить фундаментальную ориентацию" без поддержки существующих традиций, ее нужно откуда-нибудь получить. Нужен некий высокий стандарт, и стандарт этот может дать только уже сложившаяся высокая традиция - пусть даже ветхая, пусть в развалинах, она все равно сохраняет что-то от первоначального импульса. Через осколки древней традиции этот импульс входит в незримый резонанс с душой, поскольку самое лучшее в ней и так уже является одной из его эманаций. Призванная личность становится призванной именно потому, что в ней, в ее душе просыпается импульс, заложенный в культурные архетипы ее народа когда-то в прошлом, когда традиция была еще живой и юной. Поэтому для пробуждения фундаментальной ориентации нужна именно своя традиция, традиция своей страны, которая когда-то в прошлом уже оставила отпечаток в душе всех обитателей данного края. Скажем, настоящего русского человека, пусть он даже понятия не имеет о православной традиции, само приближение к святым камням Афона и Соловецких островов способно преобразить внутренне и внешне.

Путь человека Традиции, таким образом, состоит из двух этапов. Сначала традиционную ориентацию нужно откуда-нибудь воспринять - и для этого лучше всего подходят остатки максимально близкой ему национальной и религиозной традиции, традиции его народа, его собственных предков. Только так можно не сбиться на путь имитации, на путь псевдотрадиционных благоглупостей и рерихнутого спиритуализма. Затем, усвоив высокие стандарты древней традиции, постигнув ее во всей красоте и величии, нужно этот стандарт сохранять в миру, уже не опираясь на формы и институты старой традиции и ожидая, когда эту фундаментальную ориентацию можно будет перековать во что-то соразмерное по достоинству, но современное. Именно так нужно понимать мысль Эволы, вынесенную в эпиграф к этой главе.



Примечания :

[1] Ю. Эвола. Оседлать тигра. Эвола, к ранним взглядам которого нужно относиться, конечно, с огромной осторожностью, на закате своей жизни был первым традиционалистом, который стал на путь постмодерн-фундаментализма.

[2] Макс Вебер. Протестантская этика и дух капитализма.

[3] Этот процесс подробно проанализирован в концепции этногенеза Л.Н. Гумилева.

[4] Что по сути одно и то же, ведь за любым "возрождением" на самом деле маскируется рождение чего-то нового.

[5] Здесь я пользуюсь терминологией, принятой в книге "ИNВЕРСИЯ" Вадима Штепы, который, в свою очередь, отталкивается от Генона. Рене Генон первым стал бороться с укоренившимся отношением к традиции как к мертвому набальзамированному телу.

[6] Примеры и анализ такого рода явлений можно найти в работах: Dominquez V.R. The Marketing of Heritage // American Ethnologist (далее - Am.Eth.). 1986. V. 13. P. 546-555; Fienup-Riordan A. Robert Redford, Apanuugpak, and the Invention of Tradition // Am.Eth.. 1988. V. 15. N. 4. P. 442-455. Hanson A. The Making of the Maori: Culture Invention and its Logic // American Anthropologist (далее - Am.An.). 1989. V. 91. N. 4. P. 890-902; Jackson J. Culture, Genuine and Spurious: The Politics of Indiannes in the Vaupes, Colombia // Am.Eth. 1995. V. 22. N. 1. P. 3-27; Linnekin J. Defining Tradition: Variation on the Hawaiian Identity // Am.Eth. 1983. V. 10. P. 241-252.

[7] У этой концепции было множество интерпретаторов, которых сбивало с толку слово "возвращение" и его многочисленные коннотации (в особенности - отсылка к мифам о "вечном возвращении"). А смысл ее как раз в том, что ничто на самом деле не возвращается, не возрождается и не повторяется, кроме чистой энергии становления, энергии творчества. Ближе всего к истине подошел Жиль Делез (Deleuze G. "Nietzsche and Philosophy." N.Y.: Camb. U. P., 1983).

[8] Ж. Делез. Различие и повторение. СПб, 1998. С. 39.

[9] Ю. Эвола. Оседлать тигра.


©  С. Корнев 2000  |  kornev.chat.ru  |  kornev@mail.com